Неточные совпадения
Оно было в самом деле бескорыстно, потому что она
ставила свечку в
церкви, поминала Обломова за здравие затем только, чтоб он выздоровел, и он никогда не узнал об этом. Сидела она у изголовья его ночью и уходила с зарей, и потом не было разговора о том.
В особенно затруднительном положении очутилась Василиса. Она и Яков, как сказано, дали обет, если барыня придет в себя и выздоровеет, он —
поставит большую вызолоченную свечу к местной иконе в приходской
церкви, а она — сходит пешком в Киев.
Люди были в ужасе. Василиса с Яковом почти не выходили из
церкви, стоя на коленях. Первая обещалась сходить пешком к киевским чудотворцам, если барыня оправится, а Яков —
поставить толстую с позолотой свечу к местной иконе.
Прибыли наконец в
церковь и
поставили посреди ее гроб.
Мой идеал — войти в
церковь и
поставить свечку от чистого сердца, ей-богу так.
Он говорил колодникам в пересыльном остроге на Воробьевых горах: «Гражданский закон вас осудил и гонит, а
церковь гонится за вами, хочет сказать еще слово, еще помолиться об вас и благословить на путь». Потом, утешая их, он прибавлял, что «они, наказанные, покончили с своим прошедшим, что им предстоит новая жизнь, в то время как между другими (вероятно, других, кроме чиновников, не было налицо) есть ещё большие преступники», и он
ставил в пример разбойника, распятого вместе с Христом.
В
церкви толкотня и странные предпочтения, одна баба передает соседу свечку с точным поручением
поставить «гостю», другая «хозяину». Вятские монахи и дьяконы постоянно пьяны во все время этой процессии. Они по дороге останавливаются в больших деревнях, и мужики их потчуют на убой.
Но матушка рассудила иначе. Работы нашлось много: весь иконостас в малиновецкой
церкви предстояло возобновить, так что и срок определить было нельзя. Поэтому Павлу было приказано вытребовать жену к себе. Тщетно молил он отпустить его, предлагая двойной оброк и даже обязываясь
поставить за себя другого живописца; тщетно уверял, что жена у него хворая, к работе непривычная, — матушка слышать ничего не хотела.
Это помешало мне проводить мать в
церковь к венцу, я мог только выйти за ворота и видел, как она под руку с Максимовым, наклоня голову, осторожно
ставит ноги на кирпич тротуара, на зеленые травы, высунувшиеся из щелей его, — точно она шла по остриям гвоздей.
Русская
Церковь, со своей стороны, в настоящее время, если не ошибаюсь,
ставит перед собой подобную цель из-за происходящего на Западе возмутительного и внушающего тревогу упадка христианства; оказавшись перед лицом застоя христианства в Римской
Церкви и его распада в
церкви протестантской, она принимает, по моему мнению, миссию посредника — связанную более тесно, чем это обычно считают, с миссией страны, к которой она принадлежит.
Ю. Самарин одно время
ставил будущее православной
церкви в зависимость от судьбы философии Гегеля, и только Хомяков убедил его в недопустимости такого рода сопоставления.
Эпоха не только самая аскетическая, но и самая чувственная, отрицавшая сладострастье земное и утверждавшая сладострастье небесное, одинаково породившая идеал монаха и идеал рыцаря, феодальную анархию и Священную Римскую империю, мироотрицание
церкви и миродержавство той же
церкви, аскетический подвиг монашества и рыцарский культ прекрасной дамы, — эпоха эта обострила дуализм во всех сферах бытия и
поставила перед грядущим человечеством неразрешенные проблемы: прежде всего проблему введения всей действительности в ограду
церкви, превращения человеческой жизни в теократию.
Сказанное нами довольно известно. Что же помыслим о том, что в писаниях кафолическия
церкви находится зависящее от строжайшего рассмотрения? Многое в пример
поставить можем, но для сего намерения довольно уже нами сказанного.
— Попервоначалу-то, как поступил, так на всех раскольников, которые в единоверие перешли, епитимью строгую наложил — и чтобы не дома ее исполняли, а в
церкви; — и дьячка нарочно стеречь
ставил, чтобы не промирволил кто себя.
Уже показалось веселое солнышко и приветливо заглянуло всюду, где праздность и изнеженность не
поставили ему искусственных преград; заиграло оно на золоченых шпилях
церквей, позолотило тихие, далеко разлившиеся воды реки Крутогорки, согрело лучами своими влажный воздух и прогнало, вместе с тьмою, черную заботу из сердца…
Иной, пока везет ему, и в
церковь не заглянет, а как придет невмочь — и пойдет рублевые свечи
ставить да нищих оделять: это большой грех.
— Так какой же вы после этого чиновник правительства, если сами согласны ломать
церкви и идти с дрекольем на Петербург, а всю разницу
ставите только в сроке?
Святая
церковь не
поставляет тебе в вину, что ты бросил Слободу.
Больше трех раз кряду нельзя
ставить деньги на кон, — я стал бить чужие ставки и выиграл еще копейки четыре да кучу бабок. Но когда снова дошла очередь до меня, я
поставил трижды и проиграл все деньги, как раз вовремя: обедня кончилась, звонили колокола, народ выходил из
церкви.
Церкви не только никогда не соединяли, но были всегда одной из главных причин разъединения людей, ненависти друг к другу, войн, побоищ, инквизиций, варфоломеевских ночей и т. п., и
церкви никогда не служат посредниками между людьми и богом, чего и не нужно и что прямо запрещено Христом, открывшим свое учение прямо непосредственно каждому человеку, но
ставят мертвые формы вместо бога и не только не открывают, но заслоняют от людей бога.
Народ когда-то точно исповедовал нечто подобное тому, что исповедует теперь
церковь, хотя далеко не то же самое (в народе, кроме этого изуверства икон, домовых, мощей и семиков с венками и березками, всегда было еще глубокое нравственное жизненное понимание христианства, которого никогда не было во всей
церкви, а встречалось только в лучших представителях ее); но народ, несмотря на все препятствия, которые в этом
ставило ему государство и
церковь, давно уже пережил в лучших представителях своих эту грубую степень понимания, что он и показывает самозарождающимися везде рационалистическими сектами, которыми кишит теперь Россия и с которыми так безуспешно борются теперь церковники.
Потом внушается воспитываемому, что при виде всякой
церкви и иконы надо делать опять то же, т. е. креститься; потом внушается, что в праздники (праздники — это дни, в которые Христос родился, хотя никто не знает, когда это было, дни, в которые он обрезался, в которые умерла богородица, в которые принесен крест, в которые внесена икона, в которые юродивый видел видение и т. п.), в праздники надо одеться в лучшие одежды и идти в
церковь и покупать и
ставить там свечи перед изображениями святых, подавать записочки и поминания и хлебцы, для вырезывания в них треугольников, и потом молиться много раз за здоровье и благоденствие царя и архиереев и за себя и за свои дела и потом целовать крест и руку у священника.
А я вот схожу в
церковь,
поставлю свечку за ее здоровье, помолюсь: дай бог, чтоб ей муж достался пьяница, чтоб он ее колотил, чтоб он промотался, и ее по миру пустил.
Когда Евгения Петровна шла по двору, приподняв юбку и осторожно
ставя ноги на землю, она тоже напоминала кошку своей брезгливостью и, может быть, так же отряхала, незаметно, под юбкой, маленькие ноги, испачканные пылью или грязью. А чаще всего в строгости своей она похожа на монахиню, хотя и светло одевается. В
церковь — не ходит, а о Христе умеет говорить просто, горячо и бесстрашно.
— Во всём! — победно сказал Тиунов. — Дворянство-то где? Какие его дела ноне заметны? Одни судебно-уголовные! А впереди его законно встало ваше сословие. Купец ли не строит городов, а? Он и
церкви, и больницы, богадельни
ставит, новые пути кладёт и, можно сказать, всю землю вспорол, изрыл, обыскивает — где что полезно, — верно-с?
Но тонкий старик, появившись столь неожиданно среди нас, очевидно, имел иные цели, и потому, дабы достигнуть желаемого беспрепятственно и вместе с тем не
поставить в затруднение преосвященного, великодушно разрешил все сомнения, добровольно удалившись из
церкви за минуту до окончания богослужения.
Явившийся тогда подрядчик, оренбургских казаков сотник Алексей Углицкий, обязался той соли заготовлять и
ставить в оренбургский магазин четыре года, на каждый год по пятидесяти тысяч пуд, а буде вознадобится, то и более, ценою по 6 коп. за пуд, своим коштом, а сверх того в будущий 1754 год, летом построить там своим же коштом, по указанию от Инженерной команды, небольшую защиту оплотом с батареями для пушек, тут же сделать несколько покоев и казарм для гарнизону и провиантский магазин и на все жилые покои в осеннее и зимнее время
ставить дрова, а провиант, сколько б там войсковой команды ни случилось, возить туда из Оренбурга на своих подводах, что всё и учинено, и гарнизоном определена туда из Алексеевского пехотного полку одна рота в полном комплекте; а иногда по случаям и более военных людей командируемо бывает, для которых, яко же и для работающих в добывании той соли людей (коих человек ста по два и более бывает), имеется там
церковь и священник с церковными служителями.
Он тотчас двинулся вперед и под пушечными выстрелами
поставил одну батарею на паперти
церкви у самого предместия, а другую в загородном губернаторском доме.
Граф даже признался ей, что он тяготится сухостью лютеранизма и высоко
ставит превосходную теплоту восточного богослужения; чувствует молитвенное настроение только в русской
церкви и не верит возможности умолить бога без посредства святых, из которых особенно чтит святого Николая.
Отступление от этих правил граф считал позволительным только в том единственном случае, когда для человека возникают новые обязательства к существам, с которыми он должен искать полного единения, для которых человек обязан «оставить отца и мать». Такое существо, разумеется, жена. Высоко
ставя принцип семейный, граф говорил, что он считает в высшей степени вредным, чтобы члены одной и той же семьи держались разных религиозных взглядов и принадлежали к разным
церквам.
Этого для княгини было довольно, потому что у самой у нее смысл жизни был развит с удивительною последовательностью. Сама она строго содержала уставы православной
церкви, но при требовании от человека религии отнюдь не
ставила необходимым условием исключительного предпочтения ее веры пред всеми другими. Совсем нет… она не скрывала, что «уважает всякую добрую религию».
Года через два после воли [т. е. после отмены крепостного права в 1861 г. — Ред.], за обедней в день преображения господня [6 августа по ст. стилю, т.ж. яблочный спас — Ред.], прихожане
церкви Николы на Тычке заметили «чужого», — ходил он в тесноте людей, невежливо поталкивая их, и
ставил богатые свечи пред иконами, наиболее чтимыми в городе Дрёмове.
За городом, против ворот бойни, стояла какая-то странная телега, накрытая чёрным сукном, запряжённая парой пёстрых лошадей, гроб
поставили на телегу и начали служить панихиду, а из улицы, точно из трубы, доносился торжественный рёв меди, музыка играла «Боже даря храни», звонили колокола трёх
церквей и притекал пыльный, дымный рык...
Заводские домики, как старые знакомые, смотрели приветливо; вдали чернела фабрика; над ней точно висела в воздухе белая
церковь, — все было по-старому, «как мать
поставила»; мой экипаж прокатился по широкой улице, миновал господский дом, в котором благоденствовал Муфель с «будущей Россией», и начал тихо подниматься мимо
церкви в гору, к домику Фатевны.
Не в гостиную понесу я мои картины, их
поставят в
церковь.
В
церкви бывало в это время не больше человек десяти говевших крестьянок и дворовых; и я с старательным смирением старалась отвечать на их поклоны и сама, что мне казалось подвигом, ходила к свечному ящику брать свечи у старого старосты, солдата, и
ставила их.
Но всего страшнее чары при исполнении религиозных обрядов; задумавший на «безголовье» врага
ставит в
церкви свечу пламенем вниз или постится в скоромный день.
А на дворе за
церковью наш человек чтобы сейчас из той шинели икону взял и летел с нею сюда, на сей бок, и здесь изограф должен в продолжение времени, пока идет всенощная, старую икону со старой доски снять, а подделок вставить, ризой одеть и назад прислать, таким манером, чтобы Яков Яковлевич мог ее опять на окно
поставить, как будто ничего не бывало.
В одно из воскресений, в конце июля, я пришел к Волчаниновым утром, часов в девять. Я ходил по парку, держась подальше от дома, и отыскивал белые грибы, которых в то лето было очень много, и
ставил около них метки, чтобы потом подобрать их вместе с Женей. Дул теплый ветер. Я видел, как Женя и ее мать, обе в светлых праздничных платьях, прошли из
церкви домой и Женя придерживала от ветра шляпу. Потом я слышал, как на террасе пили чай.
Пошел правитель в
церковь, набились и нищие в
церковь, те, которые попали, а другие толпою стали перед
церковью на площади. Слуги же в то время на площади столы расставили, и покрыли их, и
поставили на них пироги, и похлебки, и мясо, мед и вино. И сколько ни было нищих, всем места хватило.
—
Поставили, матушка, истинно, что
поставили, — говорила Евпраксия. — На Богоявленье в Городце воду святил, сам Патап Максимыч за вечерней стоял и воды богоявленской домой привез. Вон бурак-от у святых стоит. Великим постом Коряга, пожалуй, сюда наедет, исправлять станет, обедню служить. Ему, слышь, епископ-от полотняную
церковь пожаловал и одикон, рекше путевой престол Господа Бога и Спаса нашего…
— Всем известно, какой! — закричала Фелицата: — «Возьмут икону из Шарпана,
поставят в никонианскую
церковь, тогда всем нашим скитам конец…»
Стало быть, красна она была не потому, что в
церкви душно и тесно. Ее маленькую головку мучил вопрос местничества! Я внял мольбам суетной девочки и, осторожно расталкивая народ, провел ее до самого амвона, где был уже в сборе весь цвет нашего уездного бомонда.
Поставив Оленьку на подобающее ее аристократическим поползновениям место, я стал позади бомонда и занялся наблюдениями.
Христос открывает свое учение прямо непосредственно каждому человеку,
церкви же
ставят мертвые формы вместо бога и не только не открывают, но заслоняют от людей бога.
И иных Бог
поставил в
Церкви, во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее имущими силы, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки» (1 Кор. 12:4-11,28).
Вечер… Только что прошла всенощная. Церковный сторож вынес ширмы из ризницы и
поставил их на правом клиросе богаделенской
церкви.
Но когда окончилась вечерняя и среди
церкви поставили аналой, зажгли пред ним свечи и вынесли венцы, сердце бедной женщины сжалось от неведомого страха, и она, обратясь к Евангеловой попадье и к стоявшим с нею Синтяниной и Ларисе, залепетала...
— Менять — значит подчиняться только необходимости и новому закону, которого раньше вы не знали. Только нарушая закон, вы
ставите волю выше. Докажите, что Бог сам подчинен своим законам, то есть, попросту говоря, не может свершить чуда, — и завтра ваша бритая обезьяна останется в одиночестве, а
церкви пойдут под манежи. Чудо, Вандергуд, чудо — вот что еще держит людей на этой проклятой земле!
Не помню, долго ли простояла я так, но когда вышла из
церкви, там никого из институток уже не было… Я еще раз упала на колени у церковного порога со словами: «Помоги, Боже, молитвою святого Твоего угодника Николая Чудотворца!» И вдруг как-то странно и быстро успокоилась. Волнение улеглось, и на душе стало светло и спокойно. Но ненадолго; когда коридорные девушки стали развешивать по доскам всевозможные географические карты, а на столе
поставил глобус, приготовили бумагу и чернильницы, сердце мое екнуло.
Ее перенесли в полдень в последнюю палату,
поставили на катафалк из белого глазета серебром и золотом вышитый белый гроб с зажженными перед ним с трех сторон свечами в тяжелых подсвечниках, принесенных из
церкви. Всю комнату убрали коврами и пальмами из квартиры начальницы, превратив угрюмую лазаретную палату в зимний сад.